Повесть Солженицына "Один день Ивана Денисовича" была создана в 1959 году. Автор написал ее в перерыве между работой над романом "В круге первом". Всего лишь за 40 дней создал Солженицын "Один день Ивана Денисовича". Анализ этого произведения - тема данной статьи.

Тематика произведения

Читатель повести знакомится с жизнью в лагерной зоне русского мужика. Однако тематика произведения к лагерному быту не сводится. Кроме подробностей выживания в зоне, в "Одном дне..." содержатся детали жизни в деревне, описанные через призму сознания героя. В рассказе Тюрина, бригадира, - свидетельства о последствиях, к которым привела коллективизация в стране. В различных спорах, которые ведут между собой лагерные интеллигенты, обсуждаются различные явления советского искусства (театральная премьера фильм "Иоанн Грозный" С. Эйзенштейна). В связи с судьбами товарищей Шухова по лагерю упоминаются многие подробности истории советского периода.

Тема судьбы России является основной темой творчества такого писателя, как Солженицын. "Один день Ивана Денисовича", анализ которого нас интересует, не исключение. В нем локальные, частные темы вписаны органично в эту общую проблему. В этом отношении показательна тема судьбы искусства в государстве с тоталитарным строем. Так, художники из лагеря пишут бесплатные картины для начальства. Искусство советской эпохи, по мысли Солженицына, стало частью общего аппарата угнетения. Эпизодом размышлений Шухова о производящих крашеные "ковры" деревенских кустарях поддержан мотив деградации искусства.

Сюжет повести

Хроникальным является сюжет повести, которую создал Солженицын ("Один день Ивана Денисовича"). Анализ показывает, что хотя сюжетную основу составляют события продолжительностью всего лишь один день, предлагерную биографию главного героя представить позволяют его воспоминания. Родился Иван Шухов в 1911 году. Он провел в деревне Темгенево свои довоенные годы. В семье его - две дочери (рано умер единственный сын). Шухов на войне находится с первых ее дней. Он был ранен, затем попал в плен, откуда ему удалось сбежать. В 1943 году Шухов был осужден за по сфабрикованному делу. Он отсидел на момент сюжетного действия 8 лет. Действие произведения происходит в Казахстане, в каторжном лагере. Один из январских дней 1951 года описал Солженицын ("Один день Ивана Денисовича").

Анализ системы персонажей произведения

Хотя основная часть персонажей обрисована автором лаконичными средствами, Солженицыну удалось добиться в их изображении пластической выразительности. Мы наблюдаем разноцветье индивидуальностей, богатство человеческих типов в произведении "Один день Ивана Денисовича". Герои повести изображены лаконично, но при этом надолго остаются в памяти читателя. Писателю порой достаточно для этого лишь одного-двух фрагментов, экспрессивных зарисовок. Солженицын (фото автора представлено ниже) чуток к национальной, профессиональной и сословной специфике созданных им человеческих характеров.

Отношения между персонажами подчиняются строгой лагерной иерархии в произведении "Один день Ивана Денисовича". Краткое содержание всей тюремной жизни главного героя, представленное в одном дне, позволяет сделать вывод о том, что между лагерной администрацией и заключенными - непреодолимая пропасть. Примечательно отсутствие в этой повести имен, а иногда и фамилий множества охранников и надсмотрщиков. Индивидуальность этих персонажей проявляется лишь в формах насилия, а также в степени свирепости. Напротив, несмотря на обезличивающую номерную систему, многие из лагерников в сознании героя присутствуют с именами, а порой и с отчествами. Это говорит о том, что они сохранили индивидуальность. Хотя это свидетельство не относится к так называемым стукачам, придуркам и фитилям, описанным в произведении "Один день Ивана Денисовича". Герои эти также не имеют имен. В целом Солженицын рассказывает о том, как система безуспешно пытается превратить людей в детали тоталитарной машины. Особенно важны в этом отношении, кроме главного героя, образы Тюрина (бригадира), Павло (его помощника), Буйновского (кавторанга), баптиста Алешки и латыша Кильгаса.

Главный герой

В произведении "Один день Ивана Денисовича" образ главного героя весьма примечателен. Солженицын сделал им обыкновенного мужика, русского крестьянина. Хотя заведомо "исключительными" являются обстоятельства лагерной жизни, писатель в своем герое намеренно акцентирует внешнюю неброскость, "нормальность" поведения. По мысли Солженицына, судьба страны зависит от врожденной нравственности и природной стойкости простого человека. В Шухове главное - неистребимое внутреннее достоинство. Иван Денисович, даже прислуживая более образованным своим солагерникам, вековым мужицким привычкам не изменяет и себя не роняет.

Очень важна в характеристике этого героя его рабочая сноровка: Шухову удалось обзавестись своим удобным мастерком; для того чтобы отлить позднее ложки, он прячет куски он выточил складной ножичек и умело его припрятывал. Далее незначительные на первый взгляд подробности существования этого героя, его манера держаться, своеобразный крестьянский этикет, бытовые привычки - все это в контексте повести получает значение ценностей, которые позволяют сохраниться в тяжелых условиях человеческому в человеке. Шухов, например, просыпается всегда за 1,5 часа до развода. Он сам себе принадлежит в эти утренние минуты. Важно герою это время фактической свободы еще и потому, что можно подработать.

"Кинематографические" композиционные приемы

Один день содержит в этом произведении сгусток судьбы человека, выжимку из его жизни. Нельзя не заметить высокую степень детализации: каждый факт в повествовании дробится на мелкие составляющие, из которых большая часть подается крупным планом. Автор использует "кинематографические" Он скрупулезно, необыкновенно тщательно следит за тем, как перед выходом из барака его герой одевается или объедает до скелета мелкую рыбешку, попавшуюся в супе. Отдельного "кадра" удостаивается в повести даже такая, на первый взгляд несущественная гастрономическая деталь, как рыбьи глаза, плавающие в похлебке. В этом вы убедитесь, прочитав произведение "Один день Ивана Денисовича". Содержание по главам этой повести при внимательном чтении позволяет найти множество подобных примеров.

Понятие "срок"

Важно то, что в тексте произведения друг с другом сближаются, становясь порой практически синонимами, такие понятия, как "день" и "жизнь". Подобное сближение осуществляется автором через понятие "срок", универсальное в повествовании. Срок - это наказание, отмеренное заключенному, и одновременно внутренний распорядок жизни в тюрьме. Кроме того, что важнее всего, это синоним судьбы человека и напоминание о последнем, самом главном сроке его жизни. Временные обозначения тем самым приобретают в произведении глубокую морально-психологическую окраску.

Место действия

Место действия также очень значимо. Враждебно узникам пространство лагеря, в особенности опасными являются открытые участки зоны. Заключенные спешат перебежать как можно скорее между помещениями. Они боятся быть застигнутыми в этом месте, спешат юркнуть под защиту барака. В противоположность любящим даль и ширь героям русской литературы, Шухов и другие заключенные мечтают о тесноте укрытия. Для них барак оказывается домом.

Каким был один день Ивана Денисовича?

Характеристика проведенного Шуховым одного дня непосредственно дается автором в произведении. Солженицын показал, что этот день в жизни главного героя оказался удачным. Рассуждая о нем, автор отмечает, что героя не посадили в карцер, не выгнали на Соцгородок бригаду, он закосил кашу в обед, бригадир закрыл хорошо процентовку. Шухов стену клал весело, не попался на шмоне с ножовкой, вечером подработал у Цезаря и купил табачку. Главный герой к тому же не заболел. Прошел ничем не омраченный день, "почти счастливый". Таково в произведении основных его событий. Финальные авторские слова звучат так же эпически спокойно. Он говорит о том, что таких дней было в сроке Шухова 3653 - 3 лишних дня набавлялось из-за

Солженицын воздерживается от открытого проявления эмоций и громких слов: довольно и того, чтобы у читателя возникли соответствующие чувства. А это гарантировано гармоничным строем рассказа о силе человека и силе жизни.

Заключение

Таким образом, в произведении "Один день Ивана Денисовича" проблемы были поставлены очень актуальные для того времени. Солженицын воссоздает основные черты эпохи, когда на невероятные лишения и муки был обречен народ. История данного явления начинается не с 1937 года, отмеченного первыми нарушениями норм партийной и государственной жизни, а намного раньше, с начала существования в России режима тоталитаризма. В произведении, таким образом, представлен сгусток судеб множества советских людей, которые были вынуждены расплачиваться годами мучений, унижений, лагерей за преданную и честную службу. Автор повести "Один день Ивана Денисовича" проблемы эти поднял для того, чтобы читатель задумался о сущности наблюдаемых в обществе явлений и сделал для себя какие-то выводы. Писатель не морализирует, не призывает к чему-то, он лишь описывает действительность. Произведение от этого только выигрывает.

Сочинение

Крупные эпические произведения Солженицына сопровождаются как бы сжатыми, сгущенными их вариантами - рассказами и повестями. Сжатие времени и концентрация пространства - один из основных законов в художественном мире писателя. Вот почему его талант тяготеет к жанру рассказа и повести. Однако это рассказ особого типа: его содержанием становится не эпизод из жизни человека, но вся жизнь этого человека, увиденная «сквозь призму» такого эпизода. Можно сказать, что это рассказ, «помнящий» о своем родстве с эпопеей.

« Один день Ивана Денисовича » был написан в 1959 г. за сорок дней - в перерыве между работой над главами романа «В круге первом». Жизнь русского мужика в лагерной зоне - та непосредственная реальность, с которой знакомится читатель повести. Однако тематика произведения не сводится к лагерному быту. В «Одном дне...» помимо подробностей «выживания» человека в зоне содержатся пропущенные через сознание героя детали современной жизни в деревне. В рассказе бригадира Тюрина - свидетельства о последствиях коллективизации в стране. В спорах лагерных интеллигентов - обсуждение некоторых явлений советского искусства (фильма С.Эйзенштейна «Иоанн Грозный», театральной премьеры Ю.Завадского). Многие подробности советской истории упоминаются в связи с судьбами солагерников Шухова.

Таким образом, главной темой повести, как и всего творчества Солженицына, является тема судьбы России. Частные, локальные темы повести органично вписаны в ее общую тематическую «карту». Показательна в этом отношении тема судеб искусства в тоталитарном государстве. Так, лагерные художники «пишут для начальства картины бесплатные, а еще в черед ходят на развод номера писать». По мысли Солженицына, искусство советской эпохи стало частью аппарата угнетения. Мотив деградации искусства поддержан и эпизодом размышлений Шухова о деревенских кустарях, производящих крашеные «ковры».

Сюжет повести - хроникальный. Но хотя сюжетную основу повести составили события всего лишь одного дня, воспоминания главного героя позволяют представить и его предлагерную биографию. Вот ее канва: Иван Шухов родился в 1911 г. и провел довоенные годы в деревне Темгенево. В его семье - две дочери (единственный сын рано умер). На войне Шухов - с ее первых дней. Был ранен. Попал в плен, откуда сумел бежать. Был осужден в 1943 г. по сфабрикованному делу за «измену родине». На момент сюжетного действия отсидел восемь лет (действие рассказа происходит в один из январских дней 1951 г. в каторжном лагере в Казахстане).

Система персонажей. Хотя большая часть персонажей повести обрисована лаконичными средствами, писатель сумел добиться пластической выразительности образов солагерников Шухова. Здесь мы видим богатство человеческих типов, разноцветье индивидуальностей. Порой писателю достаточно одного-двух фрагментов, нескольких экспрессивных зарисовок, чтобы в памяти читателя надолго остался тот или иной персонаж. Солженицын чуток к сословной, профессиональной и национальной специфике человеческих характеров. Даже периферийные персонажи обрисованы с тем точно рассчитанным нажимом, который позволяет во внешности человека разглядеть суть его характера.

Процитируем две контрастные по общему тону зарисовки. Вот первая: «Темный, да длинный, да насупленный - и носится быстро. Вынырнет из барака: «А тут что собрались?» - Не ухоронишься. Поперву он еще плетку таскал, как рука до локтя, кожаную, крученую. В БУРе ею сек, говорят» (начальник режима лейтенант Волковой). Вторая: «Изо всех пригорбленных лагерных спин его спина отменна была прямизною, и за столом казалось, будто он еще сверх скамейки под себя что подложил. ... Зубов у него не было ни сверху, ни снизу ни одного: окостеневшие десны жевали хлеб за зубы. Лицо его все вымотано было, но не до слабости фитиля-инвалида, а до камня тесаного, темного» (старый заключенный Ю-81, о котором Шухов знает, «что он по лагерям да по тюрьмам сидит несчетно, сколько советская власть стоит»).

Система образов «Одного дня Ивана Денисовича» отражает композиционное мастерство писателя. Отношения между персонажами подчинены строжайшей лагерной иерархии. Между заключенными и лагерной администрацией - непроходимая пропасть. Обращает на себя внимание отсутствие в повести имен, а порой и фамилий многочисленных надсмотрщиков и охранников (их индивидуальность проявляется лишь в степени свирепости и формах насилия над заключенными). Напротив, вопреки обезличивающей системе номеров, присвоенных лагерникам, многие из них присутствуют в сознании героя с их именами, а иногда и отчествами. Это свидетельство сохранившейся индивидуальности не распространяется на так называемых фитилей, придурков и стукачей. В делом, показывает Солженицын, система тщетно пытается превратить живых людей в механические детали тоталитарной машины. В этом отношении особенно важны в повести, помимо главного героя, образы бригадира Тюрина, его помощника Павло, кавторанга Буйновского, латыша Кильгаса и баптиста Алешки.

Главным героем Солженицын сделал русского крестьянина, «обыкновенного» мужика. Хотя обстоятельства лагерной жизни - заведомо «исключительные», из ряда вон выходящие, писатель намеренно акцентирует в своем герое « нормальность », внешнюю неброскость поведения. По мысли писателя, в чем-то созвучной толстовским взглядам, судьба страны зависит от природной стойкости и врожденной нравственности простого человека. Главное в Шухове - неистребимое внутреннее достоинство. Даже прислуживая своим более образованным солагерникам, Иван Денисович не изменяет вековым мужицким привычкам и «себя не роняет».

Народный характер Шухова - в неумении и нежелании жаловаться на тяготы, в способности «обустроиться» даже в заведомо неблагоприятной обстановке. В характеристике Ивана Денисовича очень важны подробности его рабочей сноровки: и то, как Шухову удалось обзавестись собственным удобным мастерком; и то, как он припрятывает куски алюминиевой проволоки, чтобы позднее отлить из нее ложки; и упоминание о складном ножичке, который был выточен и умело припрятывается Шуховым. Далее на первый взгляд незначительные подробности существования героя, его бытовые привычки, своеобразный крестьянский этикет и манера держаться - все это получает в контексте повести значение ценностей, позволяющих сохраниться человеческому в человеке. Так, например, Шухов всегда просыпается за полтора часа до развода. Именно в эти утренние минуты он принадлежит сам себе. Герою важны эти мгновения фактической свободы и потому, что «всегда можно подработать», и потому что они позволяют ему побыть собой, выжить как личности.

Категории времени и пространства в повести. Особенности предметной детализации. Проза Солженицына обладает качеством особой убедительности в передаче жизненных явлений - тем, что принято называть пластичностью образного строя. Рассказанная писателем история об одном дне из жизни заключенного воспринималась первыми читателями «Ивана Денисовича» как документальная, непридуманная. Действительно, образы большей части персонажей повести созданы на основе реальных прототипов - подлинных, из жизни взятых натур. По признанию самого писателя, таковы, например, образы бригадира Тюрина, кавторанга Буйновского, многих других заключенных и охранников. А вот главный герой повести Иван Денисович Шухов, по свидетельству автора, - образ составной: он сложен из портретных примет и деталей биографии солдата-артиллериста той батареи, которой командовал на фронте будущий автор повести, но его лагерная специальность, строй чувств и мыслей переданы ему от заключенного №854 - А.И.Солженицына.

Приметами непридуманной реальности наполнены описательные фрагменты повести. Кажется, что они перенесены сюда из жизни напрямую, «без обработки». Таковы портретная характеристика самого Шухова (бритая, беззубая и будто усохшая голова; его манера двигаться; искривленная ложка, которую он заботливо прячет за голенище валенка и т.п.); ясно нарисованный план зоны с вахтой, санчастью, бараками; психологически убедительное описание чувств заключенного при обыске. Любая деталь поведения узников или их лагерного быта переданы почти физиологически конкретно. Значит ли это, что писатель всего лишь добросовестно воспроизвел здесь картины реальной жизни?

При внимательном прочтении повести выясняется, что эффект жизненной убедительности и психологической достоверности - результат не только сознательного стремления писателя к максимальной точности, но и следствие его незаурядного композиционного мастерства. Удачная формулировка о художественной манере Солженицына принадлежит литературоведу Аркадию Белинкову: «Солженицын заговорил голосом великой литературы, в категориях добра и зла, жизни и смерти, власти и общества... Он заговорил об одном дне, одном случае, одном дворе... День, двор и случай Солженицына - это синекдохи добра и зла, жизни и смерти, взаимоотношений человека и общества». В этом высказывании литературоведа точно подмечена взаимосвязь формально-композиционных категорий времени, пространства и сюжета с нервными узлами проблематики Солженицына.

Один день в повести писателя содержит сгусток судьбы человека, своего рода выжимку из его жизни. Нельзя не обратить внимание на чрезвычайно высокую степень детализации повествования: каждый факт дробится на мельчайшие составляющие, большая часть которых подается крупным планом. Солженицын любит «кинематографические» композиционные приемы (в эпопее «Красное колесо», например, он введет в качестве композиционной единицы текста понятие «экран»). Необыкновенно тщательно, скрупулезно следит автор, как его герой одевается перед выходом из барака, как он надевает тряпочку-намордник или как до скелета объедает попавшуюся в супе мелкую рыбешку. Даже такая, казалось бы, незначительная «гастрономическая» деталь, как плавающие в похлебке рыбьи глаза, удостаивается в ходе повести отдельного «кадра».

Такая дотошность изображения должна была бы утяжелить повествование, замедлить его, однако этого не происходит. Внимание читателя не только не утомляется, но еще больше обостряется, а ритм повествования не становится монотонным. Дело в том, что солженицынский Шухов поставлен в ситуацию между жизнью и смертью: читатель заражается энергией писательского внимания к обстоятельствам этой экстремальной ситуации. Каждая мелочь для героя - в буквальном смысле вопрос жизни и смерти, вопрос выживания или умирания. Поэтому Шухов (а вместе с ним читатель) искренне радуется каждой найденной вещице, каждой лишней крошке хлеба.

Кроме того, монотонность тщательных описаний искусно преодолевается писателем благодаря использованию им экспрессивного синтаксиса: Солженицын избегает растянутых периодов, насыщая текст стремительными рублеными фразами, синтаксическими повторами, эмоционально окрашенными восклицаниями и вопросами. Любая частность описания, любой взгляд или оценка, опасение или облегчение - все передано через восприятие самого героя. Потому-то и нет в описательных фрагментах ничего нейтрального, чисто описательного: все заставляет помнить о чрезвычайности ситуации и о подстерегающих героя ежеминутно опасностях.

День - та «узловая» точка, через которую в повести Солженицына проходит вся человеческая жизнь. Вот почему хронологические и хронометрические обозначения в тексте насыщаются символическими значениями. Такова, например, одна из производственных сцен на строительстве ТЭЦ: Шухов по солнцу определяет время полдня, однако кавторанг Буйновский поправляет его, упоминая принятый по этому поводу Советской властью декрет. Речь идет о постановлении советского правительства 1930 года, согласно которому вводилось декретное время: к поясному времени конкретной местности прибавлялся один час. Цель нововведения - более рациональное использование светлого времени суток. В тексте, однако, этот факт соотносится с важным мотивом противоестественности всей лагерной практики и - шире - всей советской системы. Насилие над жизнью оказывается всеохватным, вот почему герой задается вопросом: «Неуж и солнце ихим декретам подчиняется?»

Внешне нейтральные хронологические «метки», упоминаемые в разговоре о том или ином персонаже, - один из способов проявления авторской позиции. Солженицыну важно «незаметно» сообщить читателю, когда были арестованы и начали лагерную жизнь первый бригадир Шухова Куземин и нынешний его бригадир Тюрин. Это, соответственно, 1931 г. (к 1943 г. Куземин сидит уже двенадцать лет) и 1932 г. (к январю 1951 г. Тюрин уже девятнадцать лет в зоне). Отсчет эпохи тоталитаризма автор ведет не с 1937 г., а уже с первых лет советской власти. В этом отношении позиция Солженицына была на фоне «оттепельных» шестидесятых годов необыкновенно смелой: в отличие от критиков «культа личности», писатель сумел сказать всю правду о советской эпохе.

Особенно важно, что в тексте сближаются друг с другом, порой почти становясь синонимами, понятия «день» и «жизнь». Такое семантическое сближение осуществляется через универсальное в рассказе понятие «срок». Срок - это и отмеренное заключенному наказание, и внутренний распорядок тюремной жизни, и - самое важное - синоним человеческой судьбы и напоминание о самом главном, последнем сроке человеческой жизни. Тем самым временные обозначения приобретают в повести глубинную морально-психологическую окраску.

Важность категории времени в повести отражается в том, что его первая и последняя фразы посвящены именно времени. Само движение стрелки часов - важный фактор движения сюжета (обратите внимание на частоту упоминаний о времени в тексте). Событийный и предметный материал в повести компонуется будто с использованием метронома.

Место действия также необычайно значимо. Пространство лагеря враждебно узникам, особенно опасны открытые участки зоны: каждый заключенный торопится как можно быстрее перебежать участки между помещениями, он опасается быть застигнутым в таком месте, спешит юркнуть в укрытие барака. В противоположность героям русской литературы, традиционно любящим ширь, даль, ничем не стесненное пространство, Шухов и его солагерники мечтают о спасительной тесноте укрытия. Барак оказывается для них домом, - со скрытой иронией показывает автор. Пространство в повести выстраивается концентрическими кругами: сначала описан барак, затем очерчена зона, далее рисуется переход по степи, стройка, после чего пространство снова сжимается до размеров барака.

Замкнутость круга в художественной топографии повести получает символическое значение. Обзор узника ограничен обнесенной проволокой окружностью. Заключенные отгорожены даже от неба: пространственная вертикаль резко сужена. Сверху их беспрерывно слепят прожектора, нависая так низко, что будто лишают людей воздуха. Для них нет горизонта, нет неба, нет нормального круга жизни. Но есть еще внутреннее зрение заключенного - пространство его памяти; а в нем преодолеваются замкнутые окружности и возникают образы деревни, России, мира.

Особенности повествования. Воссоздавая образ простого русского человека, Солженицын добивается почти полного слияния авторского голоса и речи героя. В композиционном отношении интересно, что вся повесть выстроена как несобственно-прямая речь Ивана Денисовича. что вся повесть выстроена как несобственно-прямая речь Ивана Денисовича. Рассказывая о лагерной жизни, писатель мог бы избрать иную повествовательную манеру. Это могло бы быть эпическое повествование «от автора» или - противоположный вариант - рассказ от первого лица, целиком сориентированный на точку зрения героя. Солженицын предпочел такую форму повествования, которая позволяла предельно сблизить точку зрения мужика с точкой зрения автора. Такой художественный эффект лучше всего достигается использованием несобственно-прямой речи: рассказывается не только о том, что мог бы облечь в слова сам герой произведения, но и вещах, вряд ли доступных его пониманию. При этом сама манера речевого выражения определяется присущими сказовой речи просторечиями и диалектизмами, а также умеренным использованием лагерного жаргона (лагерный жаргон в несобственно-прямой речи персонажа употребляется минимально - использовано всего 16 лагерных понятий).

Солженицын довольно скупо использует в повести переносные значения слов, предпочитая первоначальную образность и добиваясь максимального эффекта «нагой» речи. В то же время в речевом строе произведения велика роль пословиц, поговорок, народных поверий и метких образных высказываний. Благодаря им главный герой способен чрезвычайно сжато и метко двумя-тремя словами определить суть события или человеческого характера. Пример такого рода - использованная по отношению к одному из лагерников пословица: «Быстрая вошка всегда первая на гребешок попадает». Говоря о постоянном изнуряющем лагерников чувстве голода, Шухов вспоминает другую поговорку: « Брюхо - злодей, старого добра не помнит...».

С другой стороны, ряд пословиц и народных поверий, вспоминаемых героем, характеризует крестьянский склад его мироощущения. Вот что, по мнению Ивана Денисовича, происходит на небе со старым месяцем, когда он исчезает, заменяясь новым: «Старый месяц Бог на звезды крошит». Особенно афористично звучит речь героя в концовках эпизодов или описательных фрагментов.

Солженицын показал один, как считает в финале повести его герой, удачный день: «в карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый».

Столь же эпически спокойно звучат финальные авторские слова:

«Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.

Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось».

Писатель воздерживается от громких слов и откровенного проявления эмоций: довольно и того, чтобы соответствующие чувства возникли у читателя. А это гарантировано всем гармоничным строем повествования о силе жизни и о силе человека.

Другие сочинения по этому произведению

Среднее общее образование

Литература

Анализ рассказа «Один день Ивана Денисовича»

Учебник входит в УМК для 10-11 классов, обеспечивающий преподавание по программе литературного образования В. В. Агеносова, А. Н. Архангельского, Н. Б. Тралковой, и соответствует ФГОС. Предназначен для школ и классов с углубленным изучением литературы. Учащимся предлагается система разноуровневых заданий, направленных на формирование метапредметных умений (планировать деятельность, выделять различные признаки, классифицировать, устанавливать причинно-следственные связи, преобразовывать информацию и др.) и личностных качеств учеников.

Публикация и успех рассказа С публикацией рассказа Солженицыну помог его приятель и бывший сокамерник по спецтюрьме МВД «НИИ Связи» литературовед Л. З. Копелев. Благодаря своим связям, Копелев передает рукопись рассказа тогдашнему главному редактору литературного журнала «Новый мир» Александру Твардовскому. «Ничего подобного давно не читал. Хороший, чистый, большой талант. Ни капли фальши...» - таким было первое впечатление Твардовского об авторе. Вскоре, журнал добивается разрешения на публикацию рассказа «Один день...». Предвосхищая успех рассказа, А. А. Ахматова спросила Солженицына: «Знаете ли вы, что через месяц вы будете самым знаменитым человеком на земном шаре?» И он ответил: «Знаю. Но это будет недолго». Когда в конце 1962 года произведение было опубликовано, вся читающая публика была ошеломлена рассказом-откровением о бесчеловечности советской системы.

Иван Денисович Шухов Читатель смотрит на мир лагерной жизни глазами простого мужика, крестьянина Ивана Денисовича Шухова. Семьянин - жена, две дочери, до войны он жил в небольшой деревеньке Темгенёво, где и работал в местном колхозе. Любопытно, что на протяжении повествования у Шухова не возникает воспоминаний о своем прошлом - последние оказались просто-напросто вытравлены в нём тюремным режимом. Попадает Шухов и на войну: боевое ранение, потом госпиталь, из которого он сбегает на фронт раньше положенного, снова война, окружение, немецкий плен, побег. Но вернувшегося из плена Шухова арестовывают как подельника нацистов. Соответственно, ему грозит срок за пособничество оккупантам. Так Шухов и оказывается в лагере.

Учебник знакомит учащихся с избранными произведениями русской и зарубежной литературы XX-XXI веков в теоретических и критических статьях; способствует нравственному и мировоззренческому развитию личности;показывает возможности использования Интернета в решении коммуникативных, творческих и научных задач.Соответствует федеральному государственному образовательному стандарту среднего общего образования (2012 г.).

Особенности изображения героев В рассказе изображена целая вереница характеров заключенных, которая представляет собой срез современного Солженицыну общественного строя: военные, рабочие, люди искусства, представители религии. Все эти персонажи пользуются авторской симпатией, в отличие от тюремных надзирателей и персонала, которых автор не стесняется называть «придурками» и «лакеями». Солженицын подчеркивает нравственный аспект характеров заключенных, раскрывается это в сценах споров, столкновений героев и показывает сложные взаимоотношения узников. Ещё одной особенностью является то, что персонажи наделены своими неповторимыми портретными чертами, которые раскрывают внутреннюю сторону человека. Солженицын не даёт подробного, развёрнутого портрета Ивана Денисовича, но по его высказыванию существенными чертами характера героя являются отзывчивость и способность к состраданию.

Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно. Но со временем отношение к нему резко изменилось. А. Твардовский, не жалевший сил и стараний, чтобы напечатать в "Новом мире" никому не ведомого автора, потом в глаза говорил ему: "У вас нет ничего святого…" М. Шолохов, прочитав первую повесть литературного новичка, попросил Твардовского от его имени при случае расцеловать автора, а позднее писал о нем: "Какое-то болезненное бесстыдство…" То же самое можно сказать и об отношении к нему Л. Леонова, К. Симонова… Прочитав книгу одного из самых авторитетных публицистов нашего времени Владимира Бушина, лично знавшего писателя, вы поймете, чем пожертвовал Солженицын ради славы.

Авторская оценка Шухов даже в самых драматических ситуациях продолжает быть человеком с душой и сердцем, верит, что когда-нибудь справедливость вновь восторжествует. Автор много рассуждает о народе и его инстинкте нравственного сохранения в деморализующих условиях лагеря. Солженицын словно говорит: есть в каждом из нас то нетленное, что никакое зло до конца не истребит. В самых тяжких и ужасающих условиях жизни людям удаётся сохранить своё человеческое достоинство, доброту к людям, терпимость и внутреннюю свободу. Один день из лагерной жизни, описанный автором во всех мельчайших подробностях, становится днем из жизни всей страны, символизирует собой исторический этап - время тотального государственного насилия, и бросает ему смелый вызов.

Анализ рассказа "Один день Ивана Денисовича" А.И. Солженицына для тех, кто сдает ЕГЭ по русскому языку и литературе.

1. Образ мира в рассказе.
2. Проблематика рассказа.
3. Система персонажей в рассказе.

В самом названии «Один день Ивана Денисовича » заложена некая особенность, характерная для художественного мышления Солженицына: это сгущение времени и пространства (один день, лагерь). День становится единицей измерения лагерной жизни героя. Весь рассказ композиционно введен в рамки дня: начало совпадает с началом дня («В пять часов утра, как всегда, пробило подъем...»), конец – с вечерним отбоем. В первой фразе слова «как всегда» указывают на неизменное постоянство лагерной жизни, в финальной дается непредставимое для человека количество дней, из которых складывается срок Ивана Денисовича: «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.

Из-за високосных годов – три дня лишних набавлялось...» И это уважительное выделение в специальный, да к тому же последний абзац всего лишь трех дней – такой малости по сравнению с тремя тысячами – определяет отношение к дню как концентрации целой жизни.
Что представляет собой образ мира в «Одном дне...»? В каком пространстве и времени существуют его герои? Солженицын охотно пользуется приемом антитезы, и пространство и время этого мира проявляют свою особенность, вернее дают осознать себя в контрастном сопоставлении с другим или другими мирами. Так, главные свойства лагерного пространства – его отгороженность, закрытость и обозримость (стоящий на вышке часовой видит все) – противопоставлены открытости и беспредельности природного пространства – степи. Самая характерная и необходимая черта лагерного пространства – заграждение, в рассказе подробно даются детали его устройства: сплошной забор, заостренные столбы с фонарями, двойные ворота, проволока, ближние и дальние вышки. При освоении нового объекта, замечает Иван Денисович, «прежде чем что там делать, надо ямы копать, столбы ставить и колючую проволоку от себя самих натягивать – чтоб не убежать». Структура этой фразы точно воспроизводит порядок и значение образа пространства: сначала мир описывается как закрытый, потом – как несвободный, причем именно на вторую часть (тире – знак интонационного выделения) падает основное ударение. Перед нами возникает, казалось бы, четкая оппозиция лагерного мира с набором присущих ему признаков (закрытый, обозримый, несвободный) и мира внешнего с его признаками открытости, беспредельности и – следовательно – свободы, и называют лагерь «зоной», а большой мир «волей». Но на деле подобной симметрии нет. «Свистит над голой степью ветер – летом суховейный, зимой морозный. Отроду в степи той ничего не росло, а меж проволоками четырьмя – и подавно». Степь (в русской культуре образ-символ воли, усиленный столь же традиционным и то же значащим образом ветра) оказывается приравнена к несвободному, заколюченному пространству зоны: и здесь и там жизни нет – «отроду ничего не росло». Более того: внешний мир наделяется свойствами лагерного: «Из рассказов вольных шоферов и экскаваторщиков видит Шухов, что прямую дорогу людям загородили <...>». И, напротив, лагерный мир неожиданно обретает чужие и парадоксальные свойства: «Чем в каторжном лагере хорошо – свободы здесь от пуза» (курсив А. Солженицына. – Т.В.). Речь здесь идет о свободе слова – праве, которое перестает быть общественно-политической абстракцией и становится естественной необходимостью для человека говорить как хочет и что хочет, свободно и беззапретно: «А в комнате орут:

– Пожалеет вас батька усатый! Он брату родному не поверит, не то что вам, лопухам!»
Слова, немыслимые на «воле».

Противостояние большого мира и мира лагерного оказывается мнимым.

Что представляет собой система персонажей в рассказе? Антитеза, основной художественный принцип в «Одном дне...», определяет и систему противопоставлений в мире людей. Прежде всего это наиболее предсказуемое и естественное противостояние зэков и тех, кто отряжен распоряжаться их жизнью, – от начальника лагеря до надзирателей, охранников и конвоиров (иерархия не слишком важна – для зэков любой из них «гражданин начальник»). Противостояние этих миров, социально-политических по своей природе, усилено тем, что дано на уровне природно-биологическом. Не случайны постоянные сравнения охранников с волками и собаками: лейтенант Волковой («Бог шельму метит», – скажет Иван Денисович) «иначе, как волк, не смотрит»; надзиратели «зарьялись, кинулись, как звери», «только и высматривай, чтоб на горло тебе не кинулись», «вот собаки, опять считать!»

Зэки же – беззащитное стадо. Их пересчитывают по головам: «<...> хоть сзади, хоть спереди смотри: пять голов, пять спин, десять ног»; «– Стой! – шумит вахтер. – Как баранов стадо. Разберись по пять!»; о Гопчике говорят – «теленок ласковый», «тонюсенький у него голосочек, как у козленка»; кавторанг Буйновский «припер носилки, как мерин добрый».

Эта оппозиция волков и овец легко накладывается в нашем сознании на привычное басенно-аллегорическое противопоставление силы и беззащитности («Волк и ягненок») или, как у Островского, расчетливой хитрости и простодушия, но здесь важнее другой, более древний и более общий смысловой пласт – связанная с образом овцы символика жертвы. Символ жертвы, соединяющий в себе противоположные смыслы смерти и жизни, гибели и спасения оказывается необычайно важным именно для лагерной темы, общий сюжет которой – жизнь в царстве нежизни и возможность (Солженицын) либо невозможность (Шаламов) для человека в этой нежизни спастись. Особенно существенно, что эта оппозиция не механическая, она связана со свободой человеческого выбора: принять ли для себя «закон волков», зависит от человека, и тот, кто принимает его, обретает свойства прислуживающих волчьему племени собак или шакалов (Дэр, «десятник из зэков, с. хорошая, своего брата зэка хуже собак гоняет», заключенный, заведующий столовой, вместе с надзирателем расшвыривающий людей, определяется единым с надзирателем словом: «Без надзирателей управляются, полканы»).

Зэки превращаются в волков и собак не только когда подчиняются лагерному закону выживания сильных: «Кто кого сможет, тот того и гложет», не только когда, предавая своих, прислуживаются к лагерному начальству, но и когда отказываются от своей личности, становясь толпой, – это самый трудный для человека случай, и никто не гарантирован здесь от превращения. В разъяренную толпу, готовую убить виновного – заснувшего молдаванина, проспавшего проверку, – превращаются ждущие на морозе пересчета зэки: «Сейчас он <Шухов> зяб со всеми, и лютел со всеми, и еще бы, кажется, полчаса подержи их этот молдован, да отдал бы его конвой толпе – разодрали б, как волки теленка!» (для молдаванина – жертвы – остается прежнее имя «теленок»). Вопль, которым толпа встречает молдаванина – волчий вой: «А-а-а! – завопили зэки! У-у-у!».

Другая система отношений – между заключенными. С одной стороны, это иерархия, и лагерная терминология – «придурки», «шестерки», «доходяги» – ясно определяет место каждого разряда. «Снаружи бригада вся в одних черных бушлатах и в номерах одинаковых, а внутри шибко неравно – ступеньками идет. Буйновского не посадишь с миской сидеть, а и Шухов не всякую работу возьмет, есть пониже».

Другой случай – выделение стукачей, которые противопоставлены всем лагерникам как не совсем люди, как некие отдельные органы-функции, без которых не может обойтись начальство. Потому и убийства стукачей, о которых несколько раз упоминается, не вызывают нравственного протеста.

И, наконец, третий и, возможно, наиболее трагически-важный для Солженицына случай внутренней оппозиции – противопоставление народа и интеллигенции. Эта проблема, кардинальная для всего девятнадцатого века – от Грибоедова до Чехова, отнюдь не снимается в веке двадцатом, но мало кто ставил ее с такой остротой, как Солженицын. Его угол зрения – вина той части интеллигенции, которой народ не виден. Говоря о страшном потоке арестов крестьян в 1929 – 1930 гг., который почти не заметила либеральная советская интеллигенция шестидесятых, сосредоточившаяся на сталинском терроре 1934 – 1937 гг. – на уничтожении своих, он как приговор произносит: «А между тем не было у Сталина (и у нас с вами) преступления тяжелей». В «Одном дне...» Шухов видит интеллигентов («москвичей») как чужой народ: «И лопочут быстро-быстро, кто больше слов скажет. И когда так лопочут, так редко русские слова попадаются, слушать их – все равно как латышей или румын». Резкость оппозиции особенно чувствуется потому, что традиционное национальное отчуждение у Солженицына практически снято: общность судьбы ведет к человеческой близости, и Ивану Денисовичу понятны и латыш Кильдигс, и эстонцы, и западный украинец Павло. Человеческое братство создается не вопреки, а скорее благодаря национальной отмеченности, которая дает полноту и яркость большой жизни.

«Образованный разговор» – спор об Эйзенштейне между Цезарем и стариком каторжанином Х-123 (его слышит Шухов, принесший Цезарю кашу) – моделирует двойную оппозицию: во-первых, внутри интеллигенции: эстет-формалист Цезарь, формула которого «искусство – это не что, а как», противопоставлен стороннику этического осмысления искусства Х-123, для которого «к чертовой матери ваше «как», если оно добрых чувств во мне не пробудит!», а «Иван Грозный» есть «гнуснейшая политическая идея – оправдание единоличной тирании», и, во-вторых, оппозиция интеллигенции – народа, и в ней Цезарь и Х-123 равно противопоставлены Ивану Денисовичу. На малом пространстве эпизода – всего страница книжного текста – автор трижды показывает – Цезарь не замечает Ивана Денисовича: «Цезарь трубку курит, у стола своего развалясь. К Шухову он спиной, не видит. <...> Цезарь оборотился, руку протянул за кашей, на Шухова и не посмотрел, будто каша сама приехала по воздуху Цезарь совсем об нем не помнил, что он тут, за спиной». Но и «добрые чувства» старого каторжанина направлены только на своих – на память «трех поколений русской интеллигенции», и Иван Денисович ему незаметен.

Это непростительная слепота. Иван Денисович в рассказе Солженицына не просто главный герой – он обладает высшей авторитетностью повествователя, хотя по скромности своей вовсе не претендует на эту роль. Солженицын использует прием несобственнопрямой речи, которая позволяет нам видеть изображаемый мир глазами Шухова и понимать этот мир через его сознание. И потому центральная проблема рассказа, совпадающая с проблематикой всей новой (с начала XIX века) русской литературы, – обретение свободы – приходит к нам через проблему, которая осознается Иваном Денисовичем как главная для его жизни в лагере, – выживание.

Простейшая формула выживания: «свое» время + еда. Это мир, где «двести грамм жизнью правят», где черпак щей после работы занимает высшее место в иерархии ценностей («Этот черпак для него сейчас дороже воли, дороже жизни всей прошлой и всей будущей жизни»), где об ужине говорится: «Вот он миг короткий, для которого и живет зэк!». Пайку герой прячет около сердца. Время измеряется едой: «Самое сытное время лагернику – июнь: всякий овощ кончается, и заменяют крупой. Самое худое время – июль: крапиву в котел секут». Отношение к еде как к сверхценной идее, способность целиком сосредоточиться на ней определяют возможность выживания. «Кашу ест ртом бесчувственным, она ему не впрок», – говорится о старом интеллигенте-каторжанине. Шухов именно чувствует каждую ложку, каждый проглоченный кусок. Рассказ полон сведений о том, что такое магара, чем ценен овес, как спрятать пайку, как корочкой выедать кашу и пр.

Жизнь – высшая ценность, человеческий долг – спасение себя, и потому перестает действовать традиционная система запретов и ограничений: сворованные Шуховым миски каши – не преступление, а заслуга, зэковская лихость, Гопчик свои посылки по ночам в одиночку ест – и здесь это норма, «правильный будет лагерник».

Поразительно другое: нравственные границы хоть изменяются, но продолжают существовать, и более того – служат гарантией человеческого спасения. Критерий прост: нельзя изменять – ни другим (как стукачи, сберегающие себя «на чужой крови»), ни себе. Неизживаемость нравственных привычек, будь то неспособность Шухова «шакалить» или давать взятки или «выканье» и обращение «по отечеству», от которого не могут отучить западных украинцев, – оказывается не внешней, легко смываемой условиями существования, а внутренней, природной устойчивостью человека. Эта устойчивость определяет меру человеческого достоинства как внутренней свободы в ситуации максимального внешнего отсутствия ее. И чуть ли не единственным средством, помогающим осуществить эту свободу и – следовательно – позволяющим человеку выжить, оказывается работа, труд. <...> Так устроен (курсив мой – Т.В.) Шухов по-дурацкому, и никак его отучить не могут: всякую вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не гинули». Работа определяет людей: Буйновский, Фетюков, баптист Алешка оцениваются по тому, какие они в общем труде. Работа спасает от болезни: «Теперь, когда Шухову дали работу, вроде и ломать перестало». Работа превращает «казенное» время в «свое»: «Что, гадство, день рабочий такой короткий?» Работа разрушает иерархию: «<...> сейчас работой своей он с бригадиром сравнялся». И главное, она уничтожает страх: «<...> Шухов, хоть там его сейчас конвой псами трави, отбежал по площадке назад, глянул».

В «Одном дне Ивана Денисовича» свобода измеряется не высотой человеческого подвига, а простотой ежедневной рутины, но с тем большей убедительностью она осмысливается как главная жизненная необходимость.

Так в рассказе об одном дне жизни советского лагерника совершенно естественно смыкаются две большие темы русской классической литературы – искание свободы и святость народного труда.

Впервые познакомившись с ним, мы были настолько потрясены картиной лагерной жизни, что она заслонила в нашем сознании многие другие стороны произведения. Перед нами вставали тени близких, замученных в лагерях, мы только теперь начинали понимать всю меру их страданий, с новой остротой переживали их гибель. Ни одно произведение не вызывало такой острой боли, такого глубокого сопереживания.

Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича. Читает автор. Фрагмент

По сути дела, в воспоминаниях писателя об истории создания его произведения раскрывается одна из характерных черт поэтики Солженицына, о которой потом будут говорить многие критики: «необычайное уплотнение событий во времени» .

Черта эта особенно явственно проявилась в «Одном дне Ивана Денисовича». Сюжет рассказа ограничен узкими временными рамками: один день. Пушкин говорил, что в его «Евгении Онегине » время расчислено по календарю. В рассказе Солженицына оно рассчитано по циферблату. Движение часовой стрелки на протяжении одного дня становится сюжетообразующим фактором.

О неких временных категориях говорят и начало, и концовка рассказа. Его первые слова: «В пять часов утра, как всегда, пробило подъем...». Последние слова: «Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов – три дня лишних набавлялось...».

То, что структура рассказа определяется движением времени, вполне закономерно. Ведь для зэка главное – срок. А срок состоит из сотен таких же дней, как и тот, что мы пережили вместе с героем рассказа. И хоть надоело ему их считать, но где-то подсознательно, в глубине души работал некий метроном, настолько точно отмерявший время, что даже три лишних дня он отметил среди сотен других.

В рассказе прослеживается жизнь зэка час за часом, минута за минутой. И – шаг за шагом. Место действия столь же важный фактор в этом произведении, как и время действия. Начало – в бараке, потом – в пределах зоны, переход по степи, строительный объект, снова зона... Движение, начатое на узком пространстве клопяной вагонки, завершается на ней же. Мир замкнут. Обзор ограничен.

Но весь этот предельно бедный микромир – только первый круг, расходящийся по воде от брошенного камня. За первым, все дальше и дальше, расходятся другие. Время и пространство раздвигаются за пределы лагеря, за пределы одного дня. За днем встают десятилетия, за малой зоной – зона большая – Россия. Уже первые критики подметили: «... лагерь описан так, что через него видна вся страна»